Во мне всё оборвалось. Кровь отхлынула от лица.

Так эти могилы — не обманки? Я здесь умер и похоронен?

Видя мою реакцию, Кацу поспешил пояснить:

— Возможно, ты не помнишь. Да… скорее всего, не помнишь. После того, как ты спрятал здесь шкатулку, на тебя напали. С тобой была сестра, но даже вдвоём вы не смогли отбиться. Тот человек… он убил вас обоих. Прямо здесь. Убил так, как убивают чёрных волхвов. Он знал мортем. Твой и твоей сестры. Убив вас, он поджёг тела. Святой отец Ригли застал лишь полуистлевшие трупы. Он приказал сжечь их до конца, а прах оставить в основаниях каменных надгробий.

От его слов по моей коже пронёсся холод.

Значит, я действительно осквернял собственную могилу, а заодно и могилу Ребекки. Только кто нас убил? Кто знал мой и её мортем? И как так вышло, что один из сильнейших воинов Бриттона не смог отбиться?..

— Рэй? — Терри дёрнула меня за рукав. — Надо привести могилы в порядок. Мистер Хамади прав.

Мы вернулись к ямам, и я снова не смог подавить в себе дрожь.

Пока глинистая кладбищенская земля принимала прежний вид, я не сводил глаз с надгробия. Оно лежало, расколовшееся надвое, будто намекая, что тот, кто лежит в могиле, и сам разделён на две части, разрывается между светом и тьмой, что его мятежная душа полна противоречий.

Когда надмогильная насыпь была восстановлена, я приложил к разрушенному надгробию ладони и сплавил части вместе. Поднял камень и закрепил его на могиле. Затем снова зачем-то перечитал надпись: «Мистер Смит из Бриттона. Покойся с миром, друг. Мы бережём твоё сокровище».

Теперь прощальные слова приобрели более мрачный оттенок.

Терри в это время стояла у могилы с надписью «Его сестра». Кладбище освещали лампады в неподвижных руках отряда Кацу. Сам парень подгребал и бережно выравнивал руками песок на потревоженных могилах.

Я же никак не мог прийти в себя.

Сжав пальцами шкатулку, смотрел перед собой и будто ничего не видел.

Это было так странно: стоять на том самом месте, где тебя убили, и даже не знать имени своего убийцы, не помнить его. Вообще ничего не помнить. Как и странно было осознавать, что именно ты натворил столько дерьма, что теперь разгребать его приходится с невероятным усилием, а дерьму всё равно не видно конца…

Терри вдруг положила голову мне на плечо.

— Теперь у тебя есть шанс, Рэй, — прошептала она. — Ты всё исправишь. У тебя есть союзники, есть покровители, есть друзья. Ты не один.

— Темнота сгущается, фонари гаснут, — произнёс Кацу. — Завтра снова будет багровый закат.

Его слова прозвучали зловеще, как тёмное предсказание, зато вернули меня к реальности.

Сумерки, и правда, перетекли в ночь. Фонари вокруг кладбища погасли — отряд в серых балахонах исчез так же внезапно и тихо, как появился.

Я окинул прощальным взглядом могилы и отвернулся.

— Мы присмотрим за кладбищем, — сказал Кацу. — Прощай. Пусть твой путь будет светел, куда бы ты ни пошёл, мистер Смит из Бриттона. Знай, Серые тигры Хамади всегда ждут тебя здесь.

Парень опять поклонился мне, а потом протянул руку Терри. Та крепко пожала ладонь Кацу и наверняка успела прочитать парочку его мыслей. Я сунул грязные ноги в носки и туфли (тут уж не до выбора было) и покинул кладбище в тяжёлом молчании.

Молодой потомок Святого отца Ригли остался у моей могилы.

До «Дома радости мадам Мускат» мы добирались часа полтора.

Моё лицо скрывала ночь, но возле фонарей приходилось опять то отворачиваться, то прибегать к помощи Терри.

Она, кстати, меня больше не обвиняла. Спокойно шла рядом, однако всё чаще косилась на шкатулку в моих руках. В конце концов, не выдержала и спросила:

— Ты почему её не открываешь, Рэй? Вдруг там ничего нет?

Я не стал утаивать от неё плохие новости (будь моя воля, я бы опустошил шкатулку, даже не вылезая из могильной ямы).

— Её так просто не откроешь, Терри. На запорном механизме трансмутационное напыление. Его может открыть только сам мистер Смит.

— Так ты же он и есть.

— Не совсем. Я дважды перерождённый. Если бы я был сейчас в теле настоящего Рэя Питона, я бы смог открыть шкатулку. Но я в теле Теодора Ринга, а значит, только наполовину имею отношение к мистеру Смиту.

Терри резко остановилась.

— Но что теперь делать? Неужели нельзя открыть?

Я ухватил её за руку и продолжил путь, чтобы не терять времени.

— Открыть можно. Только если выпустить мистера Смита на свободу. Дать ему волю и возможность подчинить тело Теодора Ринга. Тогда запорный механизм сработает. Больше никак.

— Но это же… это же невозможно, Рэй.

Я покачал головой.

— Почему невозможно? Он уже появлялся, ты ведь знаешь. Он появлялся, когда я надевал Печать на ферме.

— Нет. — Девушка высвободила руку и опять встала, как вкопанная. — Нельзя. Этого нельзя допускать ни в коем случае!

Я тоже остановился.

— Вариантов больше нет. Кроме мистера Смита никто не сможет достать содержимое шкатулки. Ни один человек с чужим сознанием. Так устроен механизм защиты. Если кто-то другой попытается открыть шкатулку, она мутирует вместе с содержимым. И тогда Печать со скорпионом будет утеряна навсегда.

— Бог мой… но что же делать? — выдохнула Терри, закусив губу от отчаяния. — Может, обратимся к Софи? Вдруг она что-то придумает?

Возразить я не успел.

На соседней улице раздались выстрелы. Следом — короткий взрыв, потом — ещё один… и ещё. Гремело на той самой улице, где находился «Дом радости мадам Мускат».

Я и Терри немедленно кинулись туда.

Добежав, мы остановились в переулке, где до этого Дарт оставлял автокэб.

Вокруг борделя уже собрались зеваки. Во все глаза они наблюдали за штурмом «Дома радости». Его оцепили несколько десятков военных и столько же полицейских.

Рядом горели три гражданских автокэба. Их кузова уже полностью поглотило оранжевое пламя. А вот нашей машины я не заметил нигде: ни у борделя, ни в переулке, ни на другой стороне улицы.

Штурм набирал силу.

Брали здание сразу с нескольких сторон: через окна, с крыши, чёрной и парадной дверей. На стены трёхэтажного борделя навалили пожарные лестницы. Из окон нескольких спален валил чёрный дым, в том числе, и из номера «38» на втором этаже.

Эхом множились женские крики и стоны.

Работниц борделя и многочисленных клиентов начали выводить уже через минуту. Никто не мог понять, почему «Дом радости», просуществовавший со времён основания города, вдруг кому-то помешал.

Один из военных, руководивший штурмом, взял за грудки полуодетого мужчину, которого первым вывели из борделя, и зарычал ему в лицо:

— Теодор Ринг! Ты видел Теодора Ринга?

Тот вытаращил глаза и замотал головой. Военный кинулся к другому человеку с тем же вопросом.

Вот, значит, в чём дело. Кто-то всё-таки узнал моё лицо. Возможно, когда мы переносили ящики в комнату.

Надо было срочно уходить. Не найдя меня внутри, военные агенты примутся рыскать по ближайшим улицам, а после — и по всему Лэнсому. Перекроют дороги и вокзалы. Потом покинуть город будет почти невозможно.

Терри об этом пока не думала.

Прижав руки к груди, она то и дело выглядывала из тени переулка, бегло осматривала дымящееся здание, горящие автокэбы, окна и искала знакомые лица среди волнующейся толпы.

— Где же ребята, Рэй? Где они?

Я взял её за руку и потянул за собой.

— Уходим.

Мы старались идти ровным и спокойным шагом, чтобы не привлекать внимания, но на выходе из переулка столкнулись с дамой пышных форм. Она неслась к месту происшествия на всех парах, стиснув подмышкой маленькую собачонку.

Тётка чуть не сшибла нас с ног, появившись так неожиданно, что я не успел среагировать.

— Ох, простите, господа! Простите великодушно! — охнула она.

И тут её взгляд наткнулся на моё лицо.

Дама будто даже похудела от ужаса и оторопи. Её щёки сползли к подбородку, шея напряглась, громадная грудь вздыбилась… и женщина заголосила на весь переулок: